Детский мир в жизненном пространстве семьи

Из книги « Жизненное пространство семьи: объединение и разделение» ( Нартова-Бочавер С. К., Бочавер К. А., Бочавер С. Ю. )

Что у ребенка в доме своего?

Быт и бытие семьи складывается не только из взаимодействия между супругами — хотя взрослые задают основные правила, негласные нормы нередко создаются детьми. Однако в положении детей много уязвимого: не они решают, где им жить, когда ложиться спать, какие колготки носить, можно ли им приглашать друзей поиграть дома и как проводить лето. Конечно, взрослые стараются сделать так, чтобы любимое чадо получило все самое лучшее, только трудность взаимопонимания связана с тем, что представления о лучшем у них часто не совпадают с детскими. Получается, что взрослые организуют жизнь детей, частично основываясь на своих же детских неудовлетворенных желаниях, а частично руководствуясь требованиями своего нынешнего удобства. И потому складывается так, что, где бы ребенок ни оказался — дома, в детском саду, в школе, — он чаще всего живет в условиях, созданных и предложенных ему взрослым, а если взрослый не угадал, то предлагаемая среда всякий раз может оказываться для ребенка недружественной.

Строго говоря, жизнь не всегда советуется и со взрослыми относительно того, где их размещать, поселять, чем снабжать и в чем ограничивать. Но у взрослых больше прав и больше средств выразить свое несогласие. А детские голоса менее слышны, и потому взрослым нужно чаще задумываться и наблюдать за тем, насколько комфортно чувствует себя ребенок. К сожалению, это любопытство обычно имеет теоретический характер, то есть исследования проводятся, а конкретным родителям и воспитателям их результаты известны не всегда, и потому мы немного расскажем о том, что открылось в результате научных изысканий о среде обитания детей.

Одна из особенностей детского бытия в России связана с тем, что у нас практически отсутствует уважение к детской приватности. А потребность детей иметь «свое» очень сильна, хотя она и реализуется не всегда понятными взрослым способами. Поэтому отсутствие того, что ребенок еще, по мнению взрослых, не заслужил — игрушки, часов, ножика или авторучки — приводит к уходам ребенка из дома или погружению в иллюзорные занятия. Если чего-то не хватает дома или обстановка не нравится подростку — он отправляется к бабушке, друзьям, в компьютерный клуб.

Детям чаще, чем взрослым, приходится откладывать момент удовлетворения потребностей на будущее — хотя психологически им это труднее, ведь они больше привязаны к текущему моменту жизни, но что делать! Они вообще во многом живут мечтами о том, как улучшится их жизнь, когда они станут взрослыми. Все мечты взрослых рождаются в детстве.

Другая форма обретения чувства приватности — это иллюзии. Если нет желанной игрушки, — ребенок может уйти в мир фантазий, где все нужное обретается легко. Поэтому, когда учитель жалуется, что ребенок «не здесь», — имеет смысл поинтересоваться, а где же он в это время, что более важное и нужное он переживает во время обычного урока.

Еще одна форма обретения «своего» ребенком — это не разделенное ни с кем занятие в уединении. Он здесь, но занят сам с собой, не играет с другими детьми, не отвечает на вопросы и вообще живет параллельной жизнью. У взрослых, впрочем, тоже появляется «двойная жизнь», они могут уходить в себя, в работу, в мечты или религию часто именно оттого, что реальность их не устраивает.

«Ганно потуплял полные слез глаза в тарелку. Ида тихонько толкала его в бок, шептала названия улиц, амбаров. Ах, к чему? Все равно это было бесполезно, совершенно бесполезно! Она не понимала, в чем дело: он ведь знал эти названия, во всяком случае большую их часть, и ему было бы совсем нетрудно, ну хоть немного, порадовать папу, если бы... это было возможно, если бы этому не мешало какое-то неодолимо грустное ощущение... Строгий оклик отца, стук вилкой о подставку заставляли его вздрагивать. Он смотрел на мать, на Иду и пытался что-то ответить, но с первых же слов начинал всхлипывать. Ничего у него не получалось!

— Довольно! — гневно кричал сенатор. — Молчи! Я теперь и слушать не хочу. Можешь не отвечать мне. Можешь весь век сидеть молча и таращить глаза!

Дальше обед протекал уже в унылой тишине.

На эту мечтательную расслабленность, плаксивость, на это полное отсутствие бодрости, энергии и ссылался сенатор, восставая против страстного увлечения сына музыкой».

(Т. Манн «Будденброки»)


И наконец еще одна типичная и очень важная для детей форма контроля над средой — это режим жизни. Если ребенок не может контролировать место своего пребывания, — он контролирует продолжительность и время. Поэтому для детей более важно, чем для взрослых, знать о ближайших событиях в своей жизни — как долго ему еще находиться в постели, сколько времени осталось до конца урока, куда он поедет на выходные. Как и пожилые люди, дети ограничены в своем влиянии на обстоятельства жизни и консервативны. И знание о том, что им предстоит, вносит определенность, дает чувство покоя и уверенности. С детьми обязательно нужно обсуждать то, что будет с ними происходить.

Уважение к режиму жизни ребенка означает также, что он имеет право не только планировать будущие события, но и доводить до конца начатое дело. Непрерывность начатого, его завершенность — очень важное условие дружественности среды обитания человека, которое нельзя недооценивать. Почти сто лет назад известная российская исследовательница Б.В. Зейгарник своими экспериментами показала, что незавершенное действие создает психологическое напряжение, и каждый стремится закончить то, что запланировано и начато, или хотя бы найти этому занятию адекватную замену. Чем больше дел не завершено, тем выше уровень напряжения. Недавно обнаружено, что значительное количество преступников, совершивших насильственные преступления, в детстве и юности страдали от того, что им не давали завершить начатое. Мы далеки от мысли, что их преступные планы зародились в детстве; однако связь существует, и можно предположить, что криминальное поведение замещает вполне мирные, но не завершенные когда-то занятия.

А вот язык телесности используется детьми неспецифически — через болезнь, которая, как и у взрослых, часто бывает смещенной формой протеста или несогласия. Дети не всегда чувствуют уверенность в том, что их тело принадлежит им: их кормят по режиму, установленному взрослыми, пищей, которая готовится взрослыми; их могут по собственному произволу повести к врачу, не считаясь с чувством стыдливости, или против желания записать в спортивную школу; их могут выпускать в туалет только на перемене; их могут мыть, причесывать, одевать, не стараясь быть бережными. Поэтому часто получается так, что право на свое тело реализуется детьми только в форме болезни. Тело, втиснутое в не-свою оболочку, начинает сопротивляться.

Приватность детей

Ребенок, как и взрослые, стремится самоподтверждаться через свои средовые атрибуты — вещи, место, время. Все в жизни взаимосвязано, и если ребенок недополучает что-то дома, он станет искать это в школе, и наоборот — то, в чем его ограничивают и ущемляют чужие взрослые, может оказаться предметом вожделений и конфликтов дома. Большинство жизненных сюжетов («гештальтов») открываются именно в детстве, когда ребенок, часто в состоянии обиды, принимает решения на всю жизнь, как это случилось с героем романа И. Кальвино «Барон на дереве».

«Козимо крикнул:
— Сказал — не буду, значит, не буду! — И оттолкнул тарелку вареных улиток.
Подобного непослушанья никто не ожидал.
Все шло одно к одному: на нас кричали — мы делали назло, нас наказывали — мы упрямились еще больше, и так до тех пор, пока однажды Козимо не отказался есть улиток, твердо решив отделиться и пойти своим путем.
Это переплетение взаимных обид стало для меня понятным много позже, а тогда, в восьмилетнем возрасте, все казалось игрой; даже воюя со взрослыми, мы как будто играли в войну, я и не подозревал, что за упорством брата кроется нечто более глубокое.
<…>
Отец высунулся из окна.
— Ничего, устанешь торчать на дереве — живо образумишься! — крикнул он.
— Не образумлюсь, — ответил Козимо с ветки.
— Ну так я тебя вразумлю, как только спустишься.
— А я никогда не спущусь.
И он сдержал слово».
(И. Кальвино «Барон на дереве»)


А вот в американской психологии приватность детей изучается давно и подробно. Там никого не удивляет, что ребенок с очень раннего возраста может хотеть иметь нечто свое, ни с кем не разделенное (Wolfe, 1978). Для детей разного возраста приватность связана с возможностью побыть в уединении и иметь свой секрет. Это совершенно нормальные явления, которые никак не свидетельствуют о том, что родители невнимательны к своим детям или не пользуются их доверием. Доверие и готовность делиться — разные вещи. Во многих американских фильмах (например, в фильме Джо Джонстона «Джуманджи») показывают домик на дереве. Это особое детское место, где можно уединиться, играть с друзьями и все это — без взрослых.

Залезть под стол, закрыться в кладовке, спрятаться в платяном шкафу — эти типичные приемы поиска уединения существуют в разных странах и разных социальных слоях. А также знать нечто такое, о чем не догадываются другие, и хранить это в тайне. Уверенность в сохранности секрета, в праве на тайну по психологическому влиянию мы можем сравнить с переживанием своей физической целостности и неуязвимости. Возможно, поэтому маленькие дети так любят игры в «секретики».

Приватность детей выражается также в том, что ребенок имеет право не делиться причинами своего плохого настроения и переживать это в уединении. Американские дети на вопрос о том, что для них значит «приватность» (российским детям этот вопрос всегда нужно пояснять), отвечали также, что это «возможность делать что хочешь, и чтобы никто не прерывал» и «делать что хочешь так, чтобы об этом никто не знал».

Содержание приватности меняется с возрастом: для детей моложе семи лет, помимо перечисленного, важно контролировать помещение, в котором они находятся. Поэтому не стоит обижаться на них, когда они пытаются не впустить кого-то из родственников в комнату. Для детей в предподростковом возрасте, до двенадцати лет, важно, чтобы их не беспокоили во время их занятий. А для подростков это уже вполне взрослые притязания на собственный выбор в жизненных решениях. Вообще подростковый возраст характеризуется пиком потребности в приватности, когда любое обращение к ребенку воспринимается как внедрение и насилие, что, конечно же, трудно пережить родителям, ведь граница между любовью, воспитанием и внедрением зачастую очень тонка.

В семье обычно приватность взрослых признается как более важная ценность. Но дети — существа навязчивые. История каждой семьи насчитывает множество эпизодов внедрения со стороны детей и попыток родителей от них защититься, и потому еще один важный аспект семейного взаимодействия — это те реплики и действия, которые используются членами семьи, чтобы дать понять друг другу, что сейчас им хочется побыть в одиночестве.

Взрослые чаще всего просто обозначают свою потребность и рассчитывают, что их поймут («Я хочу побыть один», «Я не хочу, чтобы мешали…»), иногда командуют ребенку без объяснения мотивов своего поведения, что менее вежливо, но зато эффективно («Не мешай, оставь меня одного», «Не входи сюда»), а также пытаются изъясняться намеками («Не пойти ли тебе в другое место», «Не заняться ли тебе чем-либо другим»).

Объяснения желания приватности также меняются с возрастом. Мотивировки, адресованные детям моложе тринадцати лет, обычно носят более аргументированный характер («У меня болит голова», «Мне нужно работать»), в то время как детям старше этого возраста достаточно сказать: «Я должен заняться личным делом». Большинство родителей убеждены, что детям помладше нужно все объяснить, а старшим достаточно лишь дать указание.

Послания детей о стремлении к собственной приватности также меняются. Чем старше становятся дети, тем больше маркеров для обозначения собственной приватности они используют. Наиболее сильный из них — закрывание двери в туалет, появляющееся у разных детей в возрасте от двух до девяти лет. В возрасте от шести до тринадцати дети чаще закрывают дверь в спальню. Кроме того, родители чаще стучатся в двери более старших детей. Исследование показало также, что вторжение родителей обычно меняет свое содержание с возрастом, причем такая форма, как прерывание действий ребенка, отмечается реже, а запрет на владение информацией — чаще по мере взросления ребенка. Таким образом, родительское «Не смей так делать здесь!» превращается в «Не смей так даже подумать!»; запрет на действия незаметно превращается в запрет на свободу совести, а что происходит с человеком, отчужденным от своего мышления и мировоззрения, мы уже обсуждали.
Упражнение 18

Возможно, это не так уж легко — думать о чем-то в семье, что вас не устраивает, особенно если это происходит именно из-за вас. Однако постарайтесь проанализировать ситуации в семье (если у вас нет детей, то вернитесь мысленно в родительскую семью, во время своего детства): какие запреты существуют у вас дома, какие конфликты возникали из-за запретов, из-за нарушений правил, из-за «вторжений» и контроля над ребенком? Как эти трудности решались? Как это повлияло на жизнь за пределами семьи?

Что же происходит, если взрослые пренебрегают напоминанием ребенка о себе, о том, что он существует и живет вместе с ними? В наиболее благоприятном случае у ребенка формируется отложенное желание. Он может вытерпеть свое детство, но вынашивает и укрепляет мечту о том, как ему никто не будет мешать. Трудно сказать, когда и где эта мечта реализуется — в какой другой стране или вообще другом измерении, примет ли она сейчас форму сказки, фантазии, ухода в компьютерную игру. Или не проявится пока ни в чем, но напомнит о себе, когда настанет время создавать свою семью: дом будет начинаться с личного кабинета, куда жена не сможет заходить без стука, и отдельной спальни!

В менее благоприятных случаях отсутствие чувства «своего» приводит к тому, что это свое переживается как также принадлежащее другим. Например, нечто подобное происходило в группе обследованных нами девушек-подростков, задержанных из-за занятий проституцией. У них не было ничего личного, включая собственное тело.

И еще один вариант реакции на ущемление приватности и депривации — это асоциальное развитие ребенка, при котором он стремится забрать то, чего у него нет, силой. Таким детям трудно рассчитывать на симпатию окружающих, и всю жизнь они обречены противопоставлять себя другим, вплоть до криминала.

Но наша книга — о том, как себя вести, чтобы трудностей в семейной жизни было меньше, а радостей — больше, поэтому мы рассказываем «страшилки» исходя из того, что кто предупрежден, тот вооружен.

Домашняя среда ребенка

Жизнь каждого начинается с его дома. Это самая интимная территория; дом дает человеку ощущение безопасности и счастья, он тесно связан с историей семьи вообще, но он же может стать источником травм, неспособности и нежелания иметь свою собственную семью и свое жилище.

Представления маленьких детей об идеальном доме достаточно устойчивы: это порядок и теплые стены. Отвергается жилище, в котором присутствует хаос и нет ничего красивого. Получив возможность обустроить свое жилище, мальчики и девочки делают это по-разному: мальчики стремятся к его функциональности, к тому, чтобы там можно было хранить велосипед, повесить турник. Девочки уделяют большее внимание декоративности своей комнаты, цветам и безделушкам. И те и другие, впрочем, не стремятся поддерживать понятный взрослым порядок, ведь сами они знают, что где лежит, а взрослым входить туда не обязательно. Различия легко можно увидеть на изображениях самого лучшего и удобного жилища, сделанных девочкой и мальчиком подросткового возраста с похожими характерологическими особенностями в исследовании Н. Дмитриевой, выполненном под нашим руководством (рис. 3).





Рис. 3. «Самый лучший дом»
(авторы: свурху — мальчик 11 лет, снизу — девочка 12 лет)

Детская домашняя среда изучалась многими, потому что не так уж просто сделать ее дружественной для ребенка. Например, существуют точка зрения, что ребенку для счастливой жизни необходимо, чтобы в детстве у него были отдельная комната, брат или сестра, любимое домашнее животное. Наличие этих условий способствует тому, что многие психологические проблемы даже не возникают, а если и возникают, то сразу же решаются — комната дает уединение, младший брат — солидарность против родителей и тренинг толерантности, собака — утешение.

И действительно, мы уже отмечали, что присутствие в доме любимого питомца, особенно для единственного ребенка, смягчает микроклимат и перетягивает на себя агрессию. Зверюшки полезны и взрослым, если те к ним хорошо относятся. А уж для самых маленьких это надежные друзья и вообще — младшие в семье. Многим знакомы душераздирающие переживания героя «Жалостной песенки» Б. Заходера:
«Ах,
Эти Кошечки
Да Собачечки
Жизнь так украшают,
Но мне
Ни Кошечку
Ни Собачечку
Взять не разрешают!..
<…>
Ах,
Ни Кошечки,
Ни Собачечки
Жить нам
Не мешают —
А мешают нам
Те, которые
Все не разрешают!

Известный датский психолог Х. Хефт, изучающий детскую домашнюю среду, пришел к выводу, что самые главные условия ее дружественности — это наличие убежища от сверхсильной стимуляции (уголка, где ребенок мог бы находиться в безопасности, если среда слишком требовательна к нему), присутствие ответоспособных игрушек (таких, с которыми можно играть по-разному — например, заводные игрушки под это определение не подходят) и предсказуемость шума — то есть наличие достаточной информации для того, чтобы прогнозировать изменение средовых условий, в частности, решений взрослых (Heft, 1985).

Было обнаружено также, что высокая плотность заселения дома приводит к чувству стесненности, к отсутствию контроля над отношениями, которые возникают по любому бытовому поводу, даже если члены семьи не стремятся к контакту, а также к напряженности и стрессам из-за того, что не все желания могут быть удовлетворены, ведь семья — всегда самоограничение. Тесное жилье влечет агрессивность из-за необходимости защищать границы своего личностного пространства, неуспешность в решении познавательных задач, потому что естественное любопытство часто не удовлетворяется, воспринимаясь другими как внедрение («Не твое дело!»), более скромный словарный запас, потому что практиковаться в изящной словесности в тесном доме некогда и негде, и, как следствие, — ослабление у детей осознанного контроля над поведением. То есть, даже покинув свой тесный дом, они, скорее всего, будут нуждаться в ком-то, кто станет давать им указания.

Хефт заключил, что стесненные квартирные условия представляют собой корни многих поведенческих отклонений в детском развитии. Это вполне понятно: ведь при высокой плотности количество объектов и вещей, доступных ребенку, уменьшается, так как делится на количество членов семьи. Изучение этих объектов затруднено, так как в перенаселенных домах индивидуальная деятельность часто насильственно прерывается, а исследовательская инициатива бывает подавлена, и у ребенка формируется меньше навыков, потому что его чаще наказывают и используют физические барьеры (например, закрытые двери). Кроме того, в тесных условиях увеличивается время игры в одиночку, воздвигающей уже не физические, а психологические барьеры при отсутствии физических.

Негативное влияние скученности на внутренний мир и поведение людей отмечали исследователи из разных стран, однако теснота, как почти любое ограничение, может привести и к положительному результату. В нашем собственном исследовании было обнаружено, что те подростки, которые привыкли делить комнату с братом, сестрой или другим родственником, умеют лучше защищать свои интересы и проще выходят из конфликтов по сравнению с теми, кто с самого рождения рос в отдельной комнате. А другое исследование подтвердило, что личностные границы прочнее у детей, живущих в условиях любви, и наличие отдельной комнаты вовсе не обязательно. Если же родительское воспитание носит характер отвержения, дети не могут наладить отношения с другими детьми, их игры бывают скучными или агрессивными, и в результате ребенок так и не обучается продуктивно общаться и быть любимым.

Таким образом, ни к чему испытывать чувство вины, если нет возможности решить трудный для россиян «квартирный вопрос», главное — чтобы ребенок понимал смысл происходящего и чувствовал, что его личные вещи, занятия и вкусы уважают.

В современном обществе, к сожалению, дом стремительно утрачивает свою значительность как символ, двойник своего хозяина. Часто это всего лишь маленькая часть многоквартирного уродливого монстра. Но люди вынуждены там жить и преодолевать те влияния, которые неизбежно испытывают.

А действительно ли они существуют, эти влияния, или это всего лишь отзвуки ностальгии по дому-крепости, дому-замку?

Невозможно проверить все связи между микрорайоном и личным счастьем живущих в нем людей, однако некоторые воздействия все же изучаются, в частности, между скученностью в месте проживания и душевным благополучием ребенка. К сожалению, это исследование проводилось не в России, а в Австрии (Evans, Lercher, Kofler, 2002). Оказалось, что тип жилища детей действительно обусловливает особенности психического здоровья, в первую очередь через уровень скученности.

Психологические тесты и беседы с учителями Инна и Тироля показали, что дети из многоквартирных домов больше уязвимы в отношении своего психологического здоровья и благополучия по сравнению с теми, кто живет в отдельных домах или таунхаусах. Причем эти данные не зависят от уровня образования матери в семьях, которые живут в менее плотно населенных пунктах.

В чем же проявляется влияние на человека скученности проживания? У детей из районов с небольшими квартирами, где количество людей на единицу площади больше, чаще наблюдались беспокойство, трудности сосредоточения, раздражительность, неспособность довести начатое до конца. Последнее особенно понятно, потому что в перенаселенных домах очень сложно достигнуть намеченной цели, не отвлекаясь на окружающих. Школьная жизнь также приносила таким детям много огорчений: по наблюдениям учителей, дети были склонны к конфликтам, не могли выполнить задания самостоятельно и часто бывали гиперактивными.

Таким образом, все среды связаны друг с другом, и привычки переносятся из дома в школу, даже если в том нет очевидного смысла. Отметим, что индекс плотности заселенности дома в «перенаселенных» квартирах, участвующих в описанном исследовании, составлял 1,12 человека на комнату, то есть основная масса детей все-таки имела свое отдельное помещение.

Переходные объекты, «вторичные территории»

Однако ребенок не всегда проводит время с родными или друзьями; наступает момент его жизни, когда он на время расстается с домом и осваивает одно из новых мест, где было множество других детей до него и будет много после него. Такие территории в психологии среды называют «вторичными», они не бывают личными, принадлежащими кому-то одному — примером может быть детский сад, школа, больница, летний лагерь. Но потребность иметь свое все равно не отменяется у детей, которые используют разные способы обозначения этого нового места как собственного, давая понять другим, что сейчас эта территория занята и охраняется.

И здесь очень важная роль принадлежит переходным объектам, о которых мы уже писали выше. Как связать ребенку прошлое и будущее, дом и чужое место? Очень просто — взять с собой что-то из прошлого в настоящее, из дома — в больницу или детский сад. В зависимости от возраста это может быть игрушка, книга, просто личная одежда. В любом случае простой предмет начинает обладать для ребенка символическим смыслом, напоминая о доме, становясь оберегом и стабилизатором.

Если ребенок идет в детский сад, лучше давать ему не самую любимую игрушку, ведь всегда есть вероятность, что он ее потеряет или ее заберут другие дети. Поэтому игрушка должна быть своей, домашней, но не самой дорогой. Такой, которую в случае потери можно компенсировать. Вы с удивлением заметите, что в начале адаптации ребенок будет держать игрушку, не выпуская из рук, затем сможет с ней на время расставаться, перестанет проверять ее присутствие и в некоторый момент сможет пойти в детский сад без нее.

Взрослые также нуждаются в личной территории и личных предметах, но им это проще организовать. Место не бывает «ничьим»; пустоты быстро заполняются претендентами-временщиками, и тогда мы имеем счастье лицезреть следы их присутствия в виде надписей «Здесь был Вася» и разных других посланий. Причем стремление к персонализации пространства, по-видимому, имеет всеобщий характер, так же как и способы ее реализации: в университетском туалете города Йены можно увидеть, с поправкой на язык, совершенно те же воззвания и предложения, что и на факультете психологии МГУ. Поэтому, наверное, лучше сразу же вводить некоторые возможности для личного освоения и использования вторичного пространства: разделять этажи цветом в зависимости от ступени обучения, закреплять за детьми парты, шкафчики с одеждой и пр. Это дает им чувство определенности и препятствует разрушительному отношению к собственности, которая, конечно же, все равно остается общественной.

За рубежом широко исследуется и влияние школьной среды на состояние, благополучие и развитие ребенка. Учение, подобно всем остальным занятиям, происходит в определенных пространственно-временных обстоятельствах. Конечно, основу учения всегда составляют знания, умения, навыки, но до тех пор пока они у ребенка появятся, хорошо, если ребенок сможет распознать и полюбить все, что для него связано с этой деятельностью. Турецкие психологи изучали устройство школьного двора и его влияние на младших школьников. Школьный двор — это не просто заасфальтированный участок земли. На переменах в жизни школьников происходит много важного. Если ребенок имеет низкий статус и одноклассники его обижают, то очевидно, что перемена и прогулка — это те самые обстоятельства риска, где проще всего быть обиженным или физически травмированным, особенно в условиях тесноты и наличия укромных, не контролируемых взрослым мест. Конечно, главное для ребенка в школьной территории — его безопасность. Для этого важно, чтобы школьный двор предоставлял разные варианты времяпрепровождения и агрессивные дети могли бы направить свою избыточную разрушительную энергию в мирное русло и забыть о тех, кого они привычно травят на уроке.

Обнаружено, что большинство детей предпочитают просторные дворы с большим количеством зелени, а самый сильный фактор, ограничивающий школьную активность во время перемен, — это скученность. Предпочитаются также дворы с разнообразным ландшафтом, который, в свою очередь, оказывает влияние на позитивное эмоциональное состояние школьников. Активные школьники, которые много бегают вокруг школы, более худощавы по сравнению с теми, кто предпочитает пассивный отдых, а также — по сравнению с детьми из школ с тесными дворами. Таким образом, очевидно, что характеристики среды вокруг школы коррелируют с показателями здоровья; эта среда должна быть спроектирована таким образом, чтобы допускать активность школьников.

Школа и класс

Нельзя недооценивать и влияние самого здания школы на школьную мотивацию, поведение и психологическое благополучие детей. Многие зарубежные психологи считают, что здание школы — такой же участник образовательного процесса, как ученики и учителя. Исследования говорят, что дети чаще прогуливают учебу, если школьное здание давно не ремонтировалось и выглядит неухоженным. Конечно, ученики не всегда осознают свои действия, но можно предположить, что они рассуждают следующим образом: «Зачем мне идти в это тоскливое место, если даже сами взрослые, которые меня туда гонят, его не любят?».

«Он вспоминал это и белые стены уборной, и ему делалось сначала холодно, а потом жарко. Там было два крана, которые надо было повернуть, и тогда шла вода холодная и горячая. Ему сделалось сначала холодно, а потом чуть-чуть жарко. И он видел слова, напечатанные на кранах. В этом что-то было чудное.

В коридоре был тоже холодный воздух. Он был сыроватый и чудной. Но скоро зажгут газ, и он будет тихонечко так петь, точно какую-то песенку. Все одну и ту же, и, когда мальчики не шумят в рекреационном зале, ее слышно. <…>

Это был шум отдергивающихся занавесок, плеск воды в раковинах. Шум пробужденья, одеванья и мытья в дортуаре; надзиратель, хлопая в ладоши, прохаживался взад и вперед, покрикивая на мальчиков, чтобы они поторапливались... Бледный солнечный свет падал на желтые отдернутые занавески, на смятые постели. Его постель была очень горячая, и лицо и тело — тоже очень горячие.

Он поднялся и сел на край кровати. Он чувствовал слабость. Он попытался натянуть чулок. Чулок казался отвратительно шершавым на ощупь. Солнечный свет такой странный и холодный».

(Дж. Джойс «Портрет художника в юности»)


Школьное здание задает рамки всему укладу школьной жизни детей. Чередование работы и отдыха, возможности контакта, перерыв на завтрак — все эти процессы имеют свою специфику и традиции в разных странах. В США, например, не всегда в начальной школе устраивают перемены, дети просто переходят из кабинета в кабинет. К тому же им не запрещают есть и пить во время занятий, а также сидеть в удобной позе, обычно — полулежа на полу.

В таком распорядке есть свои плюсы и минусы. Конечно, дети не отдыхают между уроками, но зато учителям не приходится тратить время на то, чтобы успокоить их после перемены и включить в работу. Перемены небезопасны и для младших школьников, которые всегда могут столкнуться со старшими полными энергии детьми. Интуитивно российские опытные педагоги также подстраиваются к устройству нашей школы, например, не выпуская учеников младших классов на перемену, но зато разрешая активные игры в классе.

В одном исследовании обнаружилось влияние дизайна классного помещения на процесс преподавания и обучения. Классное помещение всегда участвует в коммуникации, не только при письме и в процессе обсуждения, но и просто посредством жестикуляции и перемещения учителя, что задано пространством класса. Класс — это не только доска, парты и книги; это система отношений между физическим пространством, обустройством комнаты, учителем, учениками и способом распределения территории. Это философия обучения, активно участвующая в образовательном процессе. Роль учителя во многом обусловлена характеристиками пространства, в котором учитель работает. Многие современные педагогические системы побуждают учителя занять роль иногда со-ученика, иногда — наставника. Интервью учителей и наблюдения за поведением учеников на уроке говорят о том, что компетентность учителя в том, чтобы использовать пространство школьного класса, определяет стиль и эффективность преподавания.

Наверное, в этой связи можно вспомнить практику малокомплектных сельских школ, в которых одновременно в одном помещении могли учиться первоклассники, второклассники и третьеклассники, да еще изучать при этом разные предметы. А единственный учитель должен был проявлять чудеса средовой компетентности. Возможно, отчасти поэтому авторитет сельских учителей в России всегда был высоким.

Но все равно проблема оптимизации школьной среды детей не может считаться решенной. И в этой связи важно, каким влиянием на состояние и успеваемость детей и учителей обладает еще один, помимо скученности и публичности, фактор школьной жизни — высокий уровень шума. Установлено, что шум в классе, складывающийся из звуков за окном (транспорт, погода, жители города) и звуков в классе (речь учителя, шепот детей, скрип мебели) отрицательно сказывается на концентрации внимания учителей и учеников. Кроме того, повышенный звуковой фон приводит к ухудшению самочувствия педагогов, особенно немолодых женщин. В целом же отмечается, что шум в классе воздействует скорее на учителей, чем на учеников, ведь последние преимущественно сами его и создают. Таким образом, получается, что интересы педагогов и учеников здесь не совпадают: требование абсолютной тишины на руку только учителям, а детей оно может даже угнетать.

Вообще, конечно, вопросы школьной дисциплины, успеваемости и дружественной среды очень связаны между собой. К сожалению, так получается, что психологическое самочувствие и эффективность обучения — это не синонимы. Те школы, в которых легко находиться и приятно дружить, не всегда дают хорошее образование. И наоборот, жесткие педагогические системы, не пренебрегающие даже физическими наказаниями, например, в Англии, в то же время славятся своими многовековыми традициями образования. По-видимому, ограничения — неизбежная составляющая обучения, учиться играя не получается. В качестве более близкого нам примера можно вспомнить и личные комнаты учеников Царскосельского лицея, в которых было два предмета мебели: кушетка для отдыха и конторка (высокий столик на ножке) для работы. Мыслили лицеисты стоя или прохаживаясь, но никак не сидя, и время показало, что получалось у них это неплохо.

Как бы то ни было, ребенку нужно чувствовать школу своей территорией. Не важно, на чем основана эта связь — на том, что ему позволили посадить дерево в школьном саду, повесить картинку на стену или носить эксклюзивную для школы форму.

Любимые места

Не только дом и школа дают ребенку чувство определенности и защищенности. Многие психологи отмечают (на фоне общего роста авторитета немедикаментозной психотерапии), что дети больше, чем взрослые, чувствительны к местам, где они находятся и живут, где проводят лето. Место — это окно в средовые стратегии саморегуляции, стимулирующие интеллект и освежающие чувства. Доказано, что любимое место к лучшему меняет настроение и сознание человека. И потому очень важно знать, какие места дети и подростки любят, а каких боятся.

Интересно, что, говоря о психологическом восстановлении, подростки и взрослые чаще всего отмечают потребность в уединении, в возможности избежать социальных требований, а вот природные объекты для детей из разных стран относительно малопривлекательны по сравнению со спортивными учреждениями или просто частным домом. В исследовании, проведенном в Финляндии, младшие школьники и подростки обоего пола среди любимых мест назвали населенные пункты, спортивные учреждения, коммерческие и социальные центры (например, библиотеки). Любимое место посещалось детьми в среднем четыре раза в неделю, и они проводили там около двух с половиной часов. Все дети сумели легко идентифицировать и назвать такое место, отметив, что чаще они устремляются туда после стрессов, чтобы отдохнуть от умственного и эмоционального напряжения. Использование любимого места для восстановления и эмоциональной регуляции вовсе не означало, что дети посещают его в одиночестве, но подростки чаще, чем младшие, ходят туда с друзьями. И, наверное, самая главная примета подобного любимого места, удивившая многих взрослых, — это то, что многие родители об этих местах не знают.

Возможность располагать таким местом очень важна для детей, хотя понятно, что отношение родителей к подобным привычкам может быть противоречивым — ведь для родителей главная привлекательность мест обитания ребенка связана с безопасностью. Но детей манит именно запретное — парк, где много незнакомых людей, чужой двор, где можно с кем-то подружиться, другая сторона улицы, особенно если родители запрещают ее переходить, тайная поездка в трамвае или на метро.

Что делать родителям? Во-первых, отказаться от иллюзии, что они могут полностью контролировать свое подрастающее чадо, во-вторых, наделить ребенка простыми правилами безопасности. Запреты приведут к конфликтам или обманам. Кроме того, пробы независимости совершенно необходимы детям, особенно мальчикам. И для того чтобы вспомнить детали собственного детства, которое теперь, наверное, кажется очень «правильным» взрослым членам семьи, пожалуйста, ответьте на следующие вопросы (можно сделать это про себя, не обсуждая своих открытий с другими членами семьи, и в первую очередь мы обращаемся к отцам семейства).
Упражнение 19

Куда вам запрещали ходить ваши родители? Как вам кажется, почему? Вы их слушались?

Бывало ли в вашей жизни, что вы: а) забирались в чужую машину; б) катались между вагонами поезда; в) ездили на задней подножке трамвая; г) переходили по карнизу второго этажа; д) спускались в подвал чужого дома; е) забирались на подъемный кран; ж) бродили по подземным коммуникациям?

Большинство мальчиков это делали. Они насладились и пресытились. И потому благополучно об этом забыли и ведут респектабельный образ жизни. Если же в вашем детстве ничего подобного не происходило, будьте готовы к тому, что неосуществленные желания детства могут вас настигнуть.

Мы надеемся, что теперь вы станете менее нервно воспринимать желание своего ребенка побыть в каком-то тайном месте.
В продолжение темы освоения подростками городских территорий мы можем вспомнить недавнее исследование, в котором изучалась роль разных частей города в их жизни. Если соседние районы подобны закулисной деятельности подростков, то центр города — это авансцена, где их поведение становится особенно вызывающим, а любое действие находит зрителей. Конечно, функции района зависят от типа личности и особенностей социальных потребностей подростков: «новички» пока не имеют партнеров-друзей и не ищут знакомства с ними, скорее всего, они не будут пропадать без предупреждения и вообще создавать родителям типично подростковые проблемы. «Ищущие» стремятся выбираться из домашней среды в публичные места, и это поведение сопряжено с рисками, ведь дети пока еще не научились быть разборчивыми в общении. «Наполненные» подростки всегда предпочитают места с большим скоплением народа, и их безопасность приходит лишь с привычкой, а до тех пор родителям приходится пережить несколько неприятных эпизодов.

Оказалось, что центр города предпочитается более чем половиной всех опрошенных подростков для удовлетворения всех потребностей; для уединения чаще всего используется соседская территория, причем потребность там находиться значимо сильнее у мальчиков. Таким образом, если ребенок поссорился с родителями, вероятнее всего найти его можно в соседнем дворе.

Школа, соседи и центр города дают возможность как общаться, так и находиться в уединении. Домашняя среда не может удовлетворить потребность подростков в общении; однако она предоставляет возможность вдвойне безопасного варианта уединения — благодаря присутствию близких и стенам родного дома.

Таким образом, знание состояния души и потребностей ребенка позволяет подобрать или видоизменить подходящую ему среду. Конечно, ее создание — задача в первую очередь взрослых. И здесь оказывается, что они не только не всегда делают это правильно и внимательно, но нередко даже и не догадываются о тех потребностях, которые всегда есть и остаются хронически неудовлетворенными у детей. Сравнение восьмилетних мальчиков и девочек из городов, пригородов и сел Финляндии и Беларуси показало, что все дети очень хотели бы играть во дворе, причем чаще — ходить в гости, чем принимать гостей самому, но при этом финские детишки активнее общаются с соседями, в то время как в Беларуси нет традиции играть в соседском дворе; возможно, окрестности воспринимаются как небезопасные. Во многом, по-видимому, это связано с тем, что уровень финансирования общественных мест, а стало быть, их безопасность для отдыха в Финляндии выше.

Но отношение горожан к традиции загородного летнего отдыха (дачи) и уикендов в разных странах и, по крайней мере, в средних классах, очень похоже. Можно предположить, что дети из этих семей считают своей больше чем одну среду и при этом сильнее связывают себя с сельской жизнью, так что возможности жизни в коттедже компенсируют ограничения города. Им нравится чувствовать себя «деревенскими» жителями, фермерами. Поэтому жизнь за городом рассматривается как важное место восстановления и развития — ведь чувство единства с миром, столь важное для любой деятельности в любом возрасте, начинается с разглядывания улиток, лягушек, гусениц и других обитателей планеты, с которыми в городе познакомиться трудно.

Итак, очевидно, что карта места обитания, сложившаяся у ребенка, отличается от той, которая существует у взрослых. Она всегда есть результат опыта, ведь понимается и запоминается то, что включено в человеческую деятельность. Соответственно, дети, которые ходят в школу пешком, запоминают в основном места вокруг школы и дома, а у детей, которые ездили в школу на автобусе, представления были совсем другими. У взрослых больше жизненных эпизодов связано с одним и тем же местом, поэтому эти связи менее яркие, перекрывающие друг друга и неоднозначные, но зато более гибкие: взрослый, в отличие от ребенка, умеет видеть место и глазами пешехода, и с позиции автомобилиста, и с высоты птичьего полета.

Как приспособиться к изменяющимся пространственным потребностям растущего ребенка, чтобы допустить по возможности меньше ошибок? Надо признать, что если домашняя среда имеет первоочередную важность для развития совсем маленьких детей, то взросление детей во многом связано с пространством ближайшего окружения, где дети сталкиваются с социальными нормами и заводят первые внесемейные знакомства.

В соседском окружении складывается социальное неравенство, и ребенок привыкает к социальным ролям жертвы или злодея. Склонность многих родителей рассматривать детей как «становящихся», а не «существующих» приводит к патерналистскому, покровительственно-защищающему отношению к детям, при котором в первую очередь они предстают уязвимыми, нуждающимися в поддержке взрослых существами. Кроме того, среда ребенка чаще рассматривается со стороны своих физических свойств, и потому не совсем понятно, как, взрослея, ребенок усваивает ограничения своей социальной роли.

Поэтому проще и надежнее всего привлечь к разработке проекта соседского окружения дома самих детей. Такие попытки уже предпринимались за рубежом, где дети и взрослые проводили специальные семинары по проектированию пространства ближайшего окружения посредством (charrette) — интенсивного семинара с участием дизайнеров и жителей города, сотрудничающих для решения проблемы разработки проекта района. Термин charrette буквально переводится как «повозка» и начал использоваться с начала XIX века, когда детей возили в школу на повозке, запряженной лошадьми; он подчеркивает факт взаимодействия и взаимовлияния участников семинара.

Подобная экспериментальная форма средового моделирования, конечно же, принесла неожиданности. Приятной среди них было то, что появилось больше информации о среде обитания детей, подтверждалась средовая адекватность принимаемых решений, а также использовалось групповое принятие решения. А трудности подобных семинаров оказались связаны с ограниченностью опыта и различием переживаний всех участников, особенно по поводу новой для них социальной роли, а также с нарушением социальной иерархии. Не высказываясь за массовое привлечение детей и подростков к обсуждению планов городских реконструкций, мы бы хотели обратить внимание на то, что советоваться с ними по поводу ремонта квартиры или устройства дачного участка в любом случае полезно, хотя бы для укрепления эмоционального климата в семье.

Незнакомые места и дальние страны

Необходимо отметить, что интерес к тому, как растущие дети осваивают расширяющееся пространство, важен не только в перспективе становления уверенной в себе благополучной личности в будущем, но и с точки зрения безопасности этого поиска. Даже хорошее знание местности не уберегает детей от того, чтобы они не потерялись или не заблудились, значительное количество несчастных случаев с детьми происходит в собственном доме или на хорошо знакомой улице. Что уж говорить о новых незнакомых местах! В поиске пропавшего ребенка или заботясь о предотвращении несчастных случаев, нужно учитывать особенности детского восприятия, связанные, в частности, с несформированным различением правого-левого, неумением узнавать местность в другом ракурсе. Ребенку легче перепутать направление или не досчитаться количества домов, которые он должен миновать, чем взрослому.

Известный исследователь Кеннет Хилл, объясняя, что стимулировало его научный интерес к тому, как дети воспринимают пространство, рассказал печальный случай, произошедший с заблудившимся совсем неподалеку от деревни девятилетним мальчиком. Когда он потерялся, спасатели обратились к психологам с просьбой найти специалиста по ориентировке у детей. Такого специалиста не оказалось, а мальчика нашли замерзшим всего в трех километрах от села. Таким образом, в общении с ребенком важно помнить, что он видит мир совершенно иначе, чем взрослые. А как же именно?

Отношение взрослых к географической среде связано с личной биографией (где человек родился, где рос, влюблялся, переживал драмы), с опытом путешествий и, конечно, с той не всегда замечаемой бытовой информацией, которая откладывается в форме убеждений о местах, где человек никогда не был, однако мнение и отношение к ним у него есть. Трудно сказать, откуда оно берется — из навеянного детством «Не ходите, дети, в Африку гулять» или глубокого убеждения, что каждый уважающий себя человек должен побывать в городе, где жили мушкетеры, а, может, складывается под влиянием рассказов коллег в курилке или незаметного воздействия рекламы, однако это убеждение точно есть, и при этом — собственное.

У детей это отношение еще более странное, существующее иногда вопреки содержанию учебников географии. Конечно, чем дальше территория, тем больше путаницы относительно нее существует. Географические познания развиваются вместе с общим интеллектом детей. Дети в возрасте одиннадцати-двенадцати лет еще часто путают страны и континенты, а знания различаются у ребят из разных этнических групп и социальных слоев. Было отмечено также, что эти знания приобретаются, наряду с уроками географии, из чтения постеров и плакатов. Многие мальчики и девочки, живущие на Североамериканском континенте, всерьез убеждены в том, что Европа — это отдельная страна, и в ней имеется столица (чаще других ее называют Париж). Точно так же и маленькие европейцы иногда имеют очень далекое от карты мира представление о дальних странах. И вдобавок их знание и отношение к стране могут совершенно не совпадать с ее местонахождением — загадочные заморские страны они порой любят и стремятся в них побывать, а расположенные рядом регионы не знают совсем и не чувствуют потребности познакомиться с ними поближе.

Опрос английских детей о пяти странах — Франции, Германии, Ирландии, Италии и Испании — показал, что больше всего дети знают об Ирландии, которая расположена рядом и с которой Англию связывают долгие напряженные отношения, а меньше всего они осведомлены об Испании, однако именно ее больше всего любят. Если дети уже путешествовали, то они лучше относились к той стране, которую посетили, что, впрочем, нисколько не стимулировало стремления больше узнать о ней. И если продолжить эту мысль, получается, что дети изучают не привлекательное, а, наоборот, вызывающее напряжение и содержащее возможную угрозу место. Лучше всего знают тех соседей, с которыми бывает трудно.

Возможно, аналогичные чувства приводят к тому, что взрослые, расслабляясь во время отдыха в дальних странах, нередко оказываются жертвой собственной невнимательности или неосведомленности. Есть обманчивое чувство безопасности, но нет понимания другой страны. Наверное, именно любимые страны и было бы полезно изучать детям — не для того, чтобы развеять иллюзии, а для того, чтобы сделать их симпатию более обоснованной и реалистичной, создав тем самым возможность практического взаимодействия с теми, кто в этой любимой стране живет. И, конечно, нужно иметь в виду, что многие планы путешествий или бегства зарождаются именно в детстве.

Поэтому, если взрослые любят вслух вспоминать о том, как часто они бывали в пещерах Киргизии или горах Кавказа, путь одновременно не забывают объяснить детям, сколько часов полета или поездки на поезде отделяют от этих мест. Потому что иначе может получиться, что в минуту обиды или просто прилива энергии ребенок именно туда и отправится.

Путешествия способствуют самопознанию, поскольку каждый человек в них неизбежно сравнивает себя с другими и таким образом начинает острее чувствовать свою уникальность. Многие психологи считают, что вообще личная биография формируется только в соотнесении с тем местом, в котором происходили жизненные события; чувство места — это основа идентичности. Чувство места необходимо укреплять, потому что оно дает человеку ощущение своей укорененности, связанности, стабильности в процессе перемещений — человек уезжает и приезжает, а Место Силы остается постоянным и ждет его всегда. Это чувство будет для ребенка психологическим ресурсом в разных испытаниях и просто основой принятия решения.

Что же влияет на возникновение этого важного переживания? Одно из исследований было проведено в Мексике. Многие семьи издавна живущих там людей придерживаются подлинно экологического воспитания: основав испанскую колонию после 1540 года, они находятся на до-промышленной стадии развития, занимаются в основном сельским хозяйством и с самого детства приучают детей быть внимательными к природе и заботиться о земле. В исследовании детей из четырех мексиканских городов было обнаружено четыре способа формирования привязанности к месту.

В первой группе детей оказалось, что собственные приключения и переживания для ребенка важнее, чем место, где они происходят; таким образом, их Место Силы — не вовне, а внутри. Наверное, этим детям легче переносить эмиграцию и переезды, потому что у них нет устойчивых предпочтений, но, с другой стороны, и возвращение на родину не будет давать им того чувства стабильности, которое возникает у детей из других групп.

Представители второй группы больше ценили те места, в которых они научились приобретать чувство безопасности: например, они вспоминали, как преодолели свой страх, научившись плавать или залезать на деревья, как смогли заставить себя потрогать страшную лягушку. У этих детей ядро привязанности к месту — это также собственные переживания, но в контексте места. Возможно, именно это чувство будет лежать в основе их симпатии к тому или иному району и региону.

В третьей группе основа привязанности к месту — природа. Эти дети небезразличны к пейзажу за окном, и чувство узнавания и родства у них возникает лишь по отношению к чему-то виденному с детства и привычному. Можно предположить, что эти дети с трудом будут привыкать к новым местам, станут страдать от другого климата и непривычной природы. И чувствовать необъяснимый прилив сил при запахе цветущего шиповника или сирени, растущих рядом с домом, где прошло досознательное детство.

Наконец, в четвертой группе использовались «взрослые» культурные аргументы за или против того, чтобы остаться в этом месте: близко аттракционы, магазин игрушек, детская площадка. Привязанность к месту у них основывалась на рациональном опыте, подобно взрослым, которые без сантиментов переезжают туда, где есть работа, место в детском саду для ребенка или больница для старых родителей.

В исследовании собирались не только детские мнения, опрашивались также бабушки и дедушки. Анализ семейных историй показал, что пути формирования привязанности к месту различны — это не только взаимодействие с природой, но и общий семейный опыт, социальные и культурные события, а также индивидуальный смысл данного места для человека, те семейные легенды, которые с ним связаны в разветвленных семьях. Мексиканские психологи считают важным укреплять чувство места как психотерапевтический ресурс каждого человека, а для этого нужно понять, что делает место таким ресурсом. А как действует такой ресурс, почему важно, чтобы он был?

« — Но что мне делать с этим холмом, дон Хуан?

Запечатлей каждую деталь в своей памяти. Сюда ты будешь приходить в сновидениях. Здесь ты встретишься со своей силой, здесь однажды тебе будут открыты тайны. Ты охотишься за силой; это — твое место, и здесь ты будешь черпать энергию. Сейчас то, что я говорю, лишено для тебя смысла. Так что пусть пока это останется бессмыслицей…

Несомненно, на вершине этого холма было что-то неописуемо приятное для меня. И во время еды, как и во время отдыха, я испытывал неизвестное прежде тонкое наслаждение. Медные отсветы заходящего солнца ложились на все вокруг. Камни, трава, кусты — все было словно залито светом».

(К. Кастанеда «Путешествие в Икстлан»).


Надо сказать, что, к сожалению, привязанность к месту, историко-географическая идентичность не изучалась в России, хотя такие работы совершенно необходимы. Практика авторов говорит о том, что патриотизм у российских детей — редкое явление, чаще наши дети полагают, что любая другая страна интереснее, богаче и вообще лучше. Что неудивительно, поскольку то же самое можно сказать и о взрослых. Исследователи центра Superjob.ru недавно опубликовали следующую информацию: мечтают о жизни в другой стране 73% россиян, задумывается об эмиграции 41%, а 18% реально примеряют к себе эту возможность. Формализованное военно-патриотическое воспитание исчерпало себя, и никто не задумывается о том, стоит ли, и если да, то как, усиливать положительное отношение детей к своей стране. Между тем практическая психология утверждает, что чувство личного достоинства и гордости за свою страну тесно связаны, что сознание величия своей страны и связанности с ней семейной истории — это полезное приобретение, наделяющее человека доверием к миру и позволяющее противостоять агрессии и провокациям.
Упражнение 20

Существуют обычаи, связанные с местом, — в каждой культуре перемена пространственных обстоятельств порождает традиции. Христиане сначала завоевывали новое место, потом ставили церковь. Мусульмане сначала ставили мечеть, потом строили город и заселяли его. Что делаете вы и ваша семья, когда перебираетесь на новое место? Ведь переезд не обязательно навсегда — вы как-то обживаете даже номер в гостинице на курорте или в командировке. Вспомните или узнайте что-то подобное, но восходящее к корням. Как вы понимаете свою фамилию и ее происхождение? Что делали ваши предки, переезжая на новое место? Что вы знаете об истории своей семьи относительно переездов, миграций, перемещений и отделений? Что это дает вам сейчас? И, наконец, что вы хотели бы рассказать обо всем этом своим детям?
***

Итак, изучение детского восприятия и детской среды привело к пониманию того факта, что дети живут в не-своем мире, они лишь принимают то, что предлагают им взрослые. Более того, изучают этот мир, тестируют и экспериментируют, тоже взрослые. Таким образом, если хочется понять, что раздражает или вводит ребенка в депрессию, надежнее всего понаблюдать или спросить его самого.

Но есть некоторые универсальные пожелания, которые подходят всем.

Важно помнить, что ребенок не принадлежит взрослым и у него должно быть свое место, вещи, мнение.

Ребенок имеет право на секреты; самое большее, что может сделать взрослый для собственного успокоения, — знать тех детей, которым ребенок эти секреты доверяет.

Ребенок имеет право любить те вещи, которые совсем не нравятся взрослым; особенно ярко это проявляется в подростковом возрасте. Чтобы не приходить в ужас, полезно напоминать себе, что это не навсегда.

И наконец, нравится это взрослым или нет, но ребенок покидает родной дом, сначала на время, а потом навсегда. И хорошо, если родители знают, где он оказывается.


Наша психологическая консультация

Мой 12-летний сын, возвращаясь из школы, никогда не идет одной и той же короткой дорогой, а старается растянуть свой путь. Я не всегда могу вычислить, где он провел примерно полчаса. Мне это кажется странным, нормально ли такое поведение? Почему он так поступает, ведь я всегда жду его возвращения, чтобы покормить и расспросить о школьных делах. Нам интересно все, что с ним происходит.

Патологическим, безусловно, такое поведение назвать нельзя. В этом возрасте скорее должно вызывать беспокойство полностью понятное родителям и доступное их контролю поведение ребенка. Подростковый возраст — период поиска, открытости новым впечатлениям и опытам, а также время высокой чувствительности к появляющейся личной свободе. Можно предположить, как он проводит это время — пробует первую сигарету или пиво. Это типичные для подростков тайные занятия. Они неизбежны в жизни любого подрастающего мальчика и вовсе не говорят о том, что он растет алкоголиком и наркоманом. Ведь пробы не всегда складываются в привычку.

Он может задержаться, чтобы просто побыть с друзьями из другого двора, ведь дворовые компании сейчас отмирают, а в школе у детей нет возможности достаточно пообщаться. Не нужно и обижаться на то, что он не спешит домой, его задержки связаны не с ослаблением сыновней любви, а с появлением новых интересов. Если кто-то любит кабачки, то это не оттого, что вы плохо готовите тыкву.

Скорее всего, ваши волнения напрасны, но если вы все же тревожитесь, предложите сыну чаще приглашать других товарищей домой, обещая, что не будете мешать и заходить в комнату. Возможно, тогда вы познакомитесь с его друзьями. Но в любом случае надо быть готовой к тому, что время, когда вы знали о своем ребенке все, подходит к концу.


У нас в одной комнате живут сын и дочь, они постоянно ссорятся. Что нам делать — может быть, лучше вообще сыну переехать в комнату отца, а мне объединиться с дочерью? И ликвидировать нашу общую спальню. Что полезнее для семьи?

Ликвидировать общую спальню — точно не полезно. Будьте готовыми к тому, что быстро вам от детских конфликтов не избавиться. Но можно утешать себя тем, что делить пространство — это тоже полезный опыт, который в жизни им очень пригодится. Попробуйте разделить их комнату на личные участки: помимо спальных мест, которые, мы надеемся, у них отдельные, разделите места хранения личных вещей (по крайней мере — полки, а лучше — комоды или шкафчики), столы для работы. Спросите их, не хотят ли они переклеить обои каждый в своем углу? Это создаст иллюзию отдельной комнаты. Можно завести ширму, чтобы днем разделять комнату. Если у них так тесно, что все эти пожелания невыполнимы, заведите для детей в общем шкафчике или секретере закрывающиеся на ключ ящички и строго следите за тем, чтобы хотя бы эта доля приватности не нарушалась.


Мой сын вернулся из детского сада с чужой машинкой. Говорит, она общая, взял ее из группы. Я расстроилась и возмутилась, у нас в семье никто никогда не брал чужое. Конечно, я его наказала. Но мне самой стыдно было вести его на следующее утро, ведь это наш недосмотр, это мы его так воспитали! Что подумает воспитательница! Я выбрала самую любимую моим сыном радиоуправляемую модель самолета и приказала ему отдать ее в группу вместе с машинкой. После этого у нас разыгралась целая драма. Он отказался, спрятал самолетик, я, конечно, нашла его и настояла на своем. Он рыдал весь вечер и все утро, но самолетик отнес. Воспитательница удивилась, но взяла самолетик, хотя ей это было несколько неудобно. А мы с сыном с этого момента в прохладных отношениях, хотя прошло уже два дня. Он предпочитает общаться с отцом или бабушкой. Как мне объяснить ему, что если берешь чужое, расплата может быть ужасной? Хочется, чтобы он это понял в детстве раз и навсегда, и жизнь его не переучивала.

С вещами нужно быть аккуратным, вы правы, но все же и переоценивать их роль в своей жизни тоже не нужно. Дети импульсивны, им трудно отложить желание и «разумно» попросить нужную игрушку себе на Новый год или день рожденья. Кроме того, никто не может быть уверен, что интерес именно к этой игрушке сохранится. Поэтому то, что произошло, — совершенно типичный, рядовой эпизод детской жизни. Скорее всего, машинка действительно никому не принадлежала, и он никого не обидел своим поступком, тем более что взял ее на ночь, когда в группе никого уже нет. Нужно объяснить, что если все будут так делать, то кто-то обязательно забудет наутро вернуть игрушки, и тогда в садике всем станет скучно, потому что играть будет нечем. Если же продолжать настаивать, чтобы мальчик не вел себя так никогда, можно добиться полного запрета на выполнение своих желаний, а без разрешения желать и обладать ни один ребенок не будет успешным.

Ваша реакция немного чрезмерна и в способе «исправления» ситуации: на наш взгляд, достаточно было бы вернуть машинку с извинениями. Если вообще это запрещено правилами садика, ведь воспитательница, скорее всего, видела, как ваш сын взял игрушку. Когда же вы стали настаивать на том, чтобы взамен отнести самый любимый самолет, это было необоснованно жестоко: таким образом вы побудили его расстаться с частью самого себя, а такое всегда травмирует. В этом причина его обид.

Теперь мы советовали бы признать свои психологические ошибки (не обязательно вслух) и сказать сыну, что достаточно дети поиграли его самолетом и можно забрать его домой. Можно ожидать, что самолетик перестанет быть таким любимым. Для многих людей ценно только личное — мы знаем случаи, когда разумные взрослые люди после того, как им возвращали угнанную машину, быстро продавали ее, так как она побывала в чужих руках. Тогда нужно узнать, о чем ребенок мечтает, и при случае купить ему новую игрушку. Связывать все эти события воедино и обобщать не стоит.

Более подробно об этом вопросе можно почитать в книге Нартова-Бочавер С. К., Бочавер К. А., Бочавер С. Ю. «Жизненное пространство семьи: объединение и разделение».